КЕМБРИДЖ (США) – Демонстрируя такую степень храбрости и ясности, которую трудно переоценить, американский сенатор и кандидат в президенты Элизабет Уоррен бросила вызов крупным технологическим компаниям, включая Facebook, Google, Amazon и Apple. Выдвинутые Уоррен предложения равнозначны полному переосмыслению невероятно мягкой политики США в сфере слияний и поглощений в течение последних четырёх десятилетий. Впрочем, крупные технокомпании – это лишь самый известный пример значительного роста монопольной и олигопольной силы во многих отраслях американской экономики. Каким может быть наилучший подход к этой проблеме, пока что не ясно, но я полностью согласен с тем, что надо срочно что-то делать, особенно со склонностью крупных технокомпаний скупать потенциальных конкурентов и использовать доминирующее положение своих платформ для выхода в новые виды бизнеса.
Иллюстрация: © Depositphotos.com/hofred
Уоррен проявила храбрость, потому что крупные технокомпании – это крупный источник денег для большинства ведущих кандидатов от Демократической партии, а особенно для прогрессистов: Калифорния стала для них настоящим банкоматом для финансирования предвыборных кампаний. И хотя, конечно, с этим можно спорить, но Уоррен далеко не одна считает, что техногиганты достигли избыточного уровня доминирования на рынке. Более того, это один из очень немногих вопросов, по которому в Вашингтоне возникло некое подобие согласия. Другие кандидаты, например, сенатор Эми Клобушар из Миннесоты, заняли столь же принципиальную позицию.
Распутывать причинно-следственные связи трудно, однако имеются солидные основания, чтобы считать увеличение монопольной силы важным фактором усиления неравенства доходов, снижения переговорной силы работников, замедления темпов инноваций. И это глобальная проблема (возможно, не считая территории Китая), поскольку американские технологические монополии зачастую достигают рыночного доминирования до того, как местные регуляторы и политики успевают понять, что произошло. В частности, Евросоюз пытается проложить собственный курс в регулировании технологического сектора. А Великобритания недавно собрала группу экспертов во главе с бывший главным экономистом президента Барака Обамы (а сейчас моим коллегой) Джейсоном Фурманом, которая опубликовала очень полезный доклад на тему возможных подходов к технологическому сектору.
Дискуссия о том, как регулировать этот сектор, пугающе похожа на дискуссию о регулировании финансового сектора, которая велась в начале 2000-х. Защитники мягких подходов к регулированию доказывали, что финансовый сектор является слишком сложным для регуляторов, которые не в состоянии поспевать за инновациями, и что торговля деривативами позволяет банкам в мгновение ока масштабно менять свои оценки риска. И финансовая отрасль доказывала слова деньгами, выплачивая зарплаты, которые были настолько выше зарплат в госсекторе, что любой помощник аналитика в Федеральной резервной системе, подготовленный для работы в финансовой сфере, мог получить предложения о работы с зарплатой, превышающей зарплату начальника его начальника.
С наймом сотрудников в органы регулирования технологического сектора и в антимонопольные юридические отделы возникнет такая же проблема, если действительно начнётся ужесточение регулирования. Для успеха политическим лидерам придётся быть сосредоточенными и решительно настроенными, а купить их должно быть очень не просто. Стоит лишь вспомнить о финансовом кризисе 2008 года и его болезненных последствиях, чтобы понять, что именно может произойти, когда какой-либо сектор экономики становится слишком влиятельным в политике. И, кстати, Америка и мировая экономика даже более уязвимы перед крупными технологическими компаниям, чем перед финансовым сектором, поскольку политические дебаты могут быть искажены кибер-агрессией и уязвимостью социальных сетей.
Ещё одна параллель с финансовым сектором – невероятно большая роль регуляторов США. Как и в случае с американской внешней политикой, когда эти регуляторы чихают, весь мир может подхватить простуду. Финансовый кризис 2008 года был спровоцирован уязвимостями в США и Великобритании, однако быстро стал глобальным. Кибер-кризис, начавшийся в США, может легко привести к таким же результатам. Тем самым, создаётся внешний негативный фактор, или глобально общая проблема, потому что регуляторы США позволяют накапливаться рискам в системе, не учитывая адекватным образом международных последствий.
Это проблема, которая не может быть решена без ответа на фундаментальные вопросы о роли государства, о конфиденциальности частной жизни и о том, как американские фирмы могут конкурировать на глобальном уровне с Китаем, где правительство с помощью местных технокомпаний собирает данные о собственных гражданах экспоненциальными темпами. Тем не менее, многие предпочли бы уклониться от этих вопросов.
Именно поэтому мы видим столь яростный отпор идеям Уоррен, которая «посмела» предположить, что даже в том случае, когда многие услуги выглядят предоставляемыми бесплатно, это не означает, что с ними всё в порядке. Аналогичным был отпор финансового сектора 15 лет назад и железнодорожного сектора в конце XIX века. В статье, опубликованной журналом The Atlantic в марте 1881 года, прогрессивный активист Генри Демарест Ллойд предупреждал:
«Наше отношение к «железнодорожной проблеме» покажет качество и калибр нашей политической сознательности. Оно серьёзно предопределит будущие направления нашего социального и политического роста. Оно способно указать, не исчезнет ли американская демократия (как и все демократические эксперименты, которые ей предшествовали) из-за того, что у народа не оказалось достаточного ума или достаточной добродетели, чтобы поставить на первое место общее благо».
Слова Ллойда звучат актуально и сегодня. Пока что идеи, как именно надо регулировать крупные технокомпании, выглядят сырыми, и, конечно, придётся провести более серьёзный анализ. Проведение открытой, информированной дискуссии, которую не заглушают доллары лоббистов, является национальным императивом. Дебаты, к которым присоединилась Уоррен, ведутся не о том, надо ли установить социализм. Это дебаты о том, как сделать капиталистическую конкуренцию более справедливой, а в конечном итоге и более сильной.
© Project Syndicate 1995-2019
