Экономика снова становится основой для политических стратегий. Благодаря политике экономических санкций, которой Соединённые Штаты злоупотребляли задолго до избрания Дональда Трампа, мы наблюдаем ускорение фрагментации мирового экономического пространства. Какой будет экономическая архитектура мира после кризиса COVID-19? Об этом пишет Жак Сапир, профессор экономики Парижской Высшей школы социальных наук (EHESS) и МГУ имени М.В.Ломоносова.
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно осмыслить основные тенденции последних двадцати лет. В мире, который образуется после нынешнего кризиса, эти тенденции сохранятся и, по мнению некоторых, даже усилятся.
Тем не менее очевидно, что пандемия вызвала и определённую дестабилизацию, особенно в транспортной и энергетической сферах. Она также привела к осознанию центральной роли суверенитета, в особенности экономического. Наконец, экономическая и денежно-кредитная политика, проводимая для борьбы с кризисом, будет иметь долгосрочные последствия для международных финансовых балансов.
Изменение миропорядка ускорилось?
С 2000 года мы наблюдали усиление азиатского блока в ущерб так называемому западному блоку, то есть Соединённым Штатам, Европейскому союзу и Японии. Этот азиатский блок неоднороден, как и западный. В каждом из этих блоков политика – главный объединяющий фактор. Но есть и экономический аспект: это противостояние стран старой индустриализации и стран, которые лучше называть странами новой индустриализации, а не развивающимися странами.
График 1
Источник: МВФ, база данных World Economic Outlook.
В 2000 году на долю Китая, Индии и России вместе взятых приходилось лишь 15% мирового ВВП, в то время как Соединённые Штаты, Европейский союз и Япония вместе взятые «весили» более 47%, или в три раза больше. В 2020 году эти два блока уже выравниваются на уровне 31,5%. Если принять во внимание непосредственные последствия кризиса COVID-19, можно ожидать, что это соотношение и далее будет меняться. МВФ сделал прогнозы, которые показывают, что Китай и развивающиеся страны должны оправиться от кризиса гораздо быстрее, чем так называемые «развитые» страны, то есть страны старой индустриализации. В ближайшие годы мир должен увидеть дальнейшее усиление сдвига в сторону Азии.
График 2
Источник: МВФ.
Слухи о смерти нефти сильно преувеличены
Пандемия оказала сильное влияние на энергетический рынок и добычу нефти. Её продолжительность означает, что отрасль воздушного транспорта не вернётся к уровню 2019 года раньше 2024 года. Как показывают оценки Международного энергетического агентства, это подразумевает слабый спрос на керосин.
Прогнозы мирового спроса на нефть и посткризисного экономического роста основываются на разных предположениях. При оптимистическом сценарии в первой половине 2021 года произойдёт быстрое восстановление экономики по более или менее пологой траектории, но спрос на нефть на допандемический уровень полностью не вернётся. При пессимистическом сценарии, а эволюция пандемии предполагает, что мы ближе к нему, спрос на нефть не достигнет уровня 2019 года до 2023 года, а темпы его роста и далее будут значительно ниже допандемических.
Оба эти сценария также предполагают, что автомобили с нулевым уровнем выбросов будут составлять 60% продаж новых автомобилей к 2040 году, поскольку в эти технологии вкладываются большие средства. Таким образом, оба сценария прогнозируют невысокий спрос на нефть и предполагают, что к середине 2030-х годов уровня он достигнет лишь примерно 105–108 миллионов баррелей в сутки. Каковы будут последствия?
В среднесрочной перспективе ОПЕК снова придётся справляться с превышением предложения добычи нефти в странах-участницах (Венесуэла, Иран и Ливия) и странах, не входящих в ОПЕК (Сирия и Йемен), над спросом. По мере роста спроса и цены на нефть ОПЕК также придётся иметь дело с возобновлением добычи углеводородов в США (особенно сланцевой нефти), которое, впрочем, может оказаться медленным из-за падения инвестиций. Добыча углеводородов в США упала более чем на 2 миллиона баррелей в сутки из-за закрытия существующих скважин, уменьшения ёмкости хранилищ и снижения спроса.
Влияние COVID-19 на спрос на нефть будет значительным, особенно в случае глубокой и продолжительной рецессии, связанной с затяжной пандемией. Без агрессивного вмешательства со стороны ОПЕК средняя цена на сырую нефть может оставаться ниже 50 долларов за баррель до середины 2022 года. Ожидается, что во второй половине этого десятилетия спрос и предложение будут приближаться к равновесию, поскольку добыча в странах, не входящих в ОПЕК, особенно в России, начинает снижаться, а добыча углеводородов в США достигает нижнего уровня. Предположительно, цена на нефть в дальнейшем вырастет примерно до 80–90 долларов за баррель (оптимистичный сценарий) или 70–80 долларов за баррель (пессимистичный сценарий) даже без вмешательства ОПЕК.
Впрочем, как мы видим, несмотря на все громкие заявления, которые можно кое-где услышать, нефть останется основным источником энергии по крайней мере в течение следующих тридцати лет.
Возвращение экономического суверенитета
Прямым следствием пандемии COVID-19 является осознание важности экономического суверенитета. Конечно, ряд стран, таких как Китай, Россия, США и Индия, понимали это и раньше. Однако Европейский союз весьма пренебрежительно относился к данному вопросу. Сильный сбой в международной торговле из-за пандемии, вызвал настоящий шок в этом отношении. Разумеется, о возвращении к более-менее самодостаточной экономике речи не идёт. Но весь мир теперь заметил экономический, социальный и даже стратегический ущерб, нанесённый политикой свободной торговли. Это подтолкнёт возвращение наций к самостоятельности и усилит кризис многосторонности, который мы наблюдаем уже сейчас.
Экономика снова становится основой для политических стратегий. Благодаря политике экономических санкций, которой Соединённые Штаты злоупотребляли задолго до избрания Дональда Трампа, мы наблюдаем ускорение фрагментации мирового экономического пространства.
Примером может служить американское давление на Huawei
или китайскую социальную сеть TikTok. Деглобализация перешла от стадии возможностей к стадии конкретных фактов; благодаря последствиям пандемии она превратится в ключевой факт.
Возврат к экономическому суверенитету вызывает великий реванш политики над «технологиями», победу решений над автоматизмом стандартов. Однако сегодня «технологии» воплощаются в основном в экономике и финансах. Пандемия знаменует возвращение суверенитета, а суверенитет – это прежде всего способность принимать самостоятельные решения. Затем страны перейдут к логике двусторонних отношений или даже к логике регионализации. Тогда нужно будет искать союзников.
Тенденция ставить под вопрос «глобальный» характер компаний, связанных с интернетом, и стремление ряда стран построить свой «цифровой суверенитет» являются примером надвигающейся борьбы за экономический суверенитет. Это возрождение политики не означает, что в наших обществах определённые пространства не регулируются техническим порядком. Пространства, в которых доминирует техническая легитимность, существуют. Но теперь эти факторы станут вторичными по отношению к политическому фактору, который вступает в свои права.
